Сокращение малолетних

В то время как дети массово сводят счеты с жизнью, из школ убирают психологов и насаждают священников.

Добровольно уходят из жизни две девочки-девятиклассницы из подмосковной школы. Через несколько часов вслед за ними роковой шаг с крыши делает московский подросток... Деликатная тема подросткового суицида, по которому мы лидируем в Европе, требует серьезного профессионального разговора. Газетная колонка, которая предполагает лишь формат реплики, - не лучшее для этого место. Но и без реплики, увы, не обойтись.

Новейшая народная мудрость утверждает: если правильно поставить вопрос, он будет долго стоять. Не раз и не два мне приходилось писать об опасности пресловутой оптимизации расходов образовательных учреждений за счет сокращения ставок психологов, дефектологов, социальных педагогов. Это так очевидно: у родителей-невротиков дети — невротики, у родителей-психотиков дети — психотики. А кто при сегодняшней жизни не невротик? Налицо психологический кризис общества, при котором малейшего раздражителя достаточно для так называемой переадресации агрессии: на окружающих (так мы получаем немотивированное насилие) или на себя (как результате — суицид). Вопрос давно поставлен ребром. И что? Да ничего!

Процесс секвестирования школьных психологов и прочих "лишних" людей маршем шагает по всем городам и весям, за исключением Москвы и еще некоторых регионов, которые я даже не рискую назвать, чтобы не подвести их под финансовую проверку. Но даже там, где ценой неимоверных ухищрений некоторых специалистов удается сохранить, результат их деятельности невелик. В подмосковной школе, где произошла трагедия, психолог есть. Но по пока еще не отмененному нормативу один психолог полагается на восемьсот учащихся. При такой нагрузке он превращается в пожарного, реагирующего лишь на острые клинические случаи, которые всем бросаются в глаза. Вне его поля зрения остаются подростки, к которым применимо определение «в тихом опыте черти водятся».

Вдвойне грустно, когда в роли пожарного выступает государство, «неожиданно» для себя вдруг оценившее масштаб проблемы. Случилась очередная трагедия — и все, начиная с уполномоченного по правам ребенка, глубокомысленно рассуждают о необходимости создания пунктов психологической помощи то ли при муниципалитетах, то ли при ДЕЗах... Господа, вы о чем? Разрушая худо-бедно с трудом сложившуюся практику, предлагаете с нуля создавать фельдшерские пункты скорой психологической помощи? За какие деньги? Под чьим контролем? Кому подчиненные?

Казалось бы, элементарные управленческие вопросы. Но суть не только в них. В современной психологии существуют методики, позволяющие выявлять склонность ребенка к суициду. Они сложны и трудоемки, для работы с ними требуются профессионалы высочайшей квалификации, этим специалистам нужна достойная оплата. Можно себе представить, какие психологи займут вакантные должности в ДЕЗах. И кто сказал, что подростки в обнимку с родителями и педагогами радостно побегут туда на консультации? И все это вместо того, чтобы наблюдать детей по месту учебы или в тех психолого-педагогических центрах, чья репутация давно сложилась, наращивая там корпус специалистов, способных предотвратить трагедию. (Сейчас многие из медико-психолого-педагогических центров — под угрозой закрытия из-за непроясненных вопросов их финансирования и ведомственной принадлежности.)

Пока в обществе дискутируется вопрос о соотношении вертикали и горизонтали власти, на практике осуществляется самый ненадежный способ управления — реактивный, для которого характерны судорожные реакции на каждое новое ЧП. Он по сути своей не может не быть ручным, поскольку сводится к латанию дыр. Управление это тем более нервное, что осуществляется в период предвыборной кампании, когда власть действует по принципу из фильма Гайдая: «Бабе цветы, детям — мороженое». Из уст политиков льются безбрежные обещания: мир народам, земля крестьянам, болельщикам — пиво на стадионы, священникам — доступ в школы...

Последний вопрос — о религиозном воспитании в светских школах — также относится к тем, что давно поставлены и стоят. И, между прочим, он незримыми нитями связан с проблемой детских самоубийств. При всей современной оснащенности наук о человеке они не в состоянии до конца постичь тайну человеческого бытия. Душевное состояние человека, поддержанием которого занимаются психологи, психиатры, педагоги, не исчерпывает всего богатства человеческой натуры. Поскольку наряду с душой существует Царство Духа, где неприменимы даже самые изощренные научные инструменты. Там человек опирается на святыни, там действует система табу и запретов, не нуждающихся в рациональных аргументах для своего обоснования.

Признаюсь, в своей педагогической практике я уже давно столкнулся с ситуациями, когда все наши усилия, направленные на то, чтобы вывести подростка из тяжелого кризисного состояния, результатов не давали. И тогда я на свой страх и риск, поскольку дело было в середине восьмидесятых, когда и речи быть не могло о партнерских отношениях с церковью, отправлял этих подростков к мудрому пастырю. Этим пастырем был о. Александр Мень. Он спасал заблудшие души, готовые взять на себя грех добровольного ухода из жизни. Ибо самоубийство есть грех, и нет ни одной, даже самой серьезной причины, которая бы его оправдывала.

Но и тогда, и сейчас, когда из общественной морали почти полностью исчезло понятие греха, восстановление трепетного отношения к дару жизни — по определению задача священническая. Так, еще задолго до религиозного возрождения, в агрессивно атеистическом государстве, я получил бесценный опыт взаимопомощи педагога, психолога и священника. Тот самый опыт, к углублению которого призывал премьер-министр во время недавней встречи с представителями религиозных конфессий. Но здесь необходимо сделать одно важное уточнение. Тот первый опыт возник из добровольного сотрудничества, в условиях, исключающих кампанейщину и использование административного ресурса (этот ресурс тогда использовался в прямо противоположном направлении). Сегодня смешно вспоминать, как автор этих строк вынужден был писать подробное объяснение в весьма серьезном учреждении после того, как позволил себе приобрести Библии для школьной библиотеки. А на дворе уже стоял 1989 год...

Наблюдая за тем, как о. Александр работал с детьми и подростками, я пришел к выводам, далеким от любой науки, включая богословие. Он просто излучал живую веру и веселье духа. Обаяние его личности было столь велико, что рядом с ним мы, педагоги и подростки, беспричинно улыбались, ощущая абсолютное спокойствие. На мои мелкие неприятности, связанные с вызовом в высокую инстанцию, он отреагировал неожиданно весело: «Когда волка нет — и коза ходит вяло, а когда волк рядом — и коза подтягивается».

До гибели о. Александра оставался всего год. В своей работе с детьми и юношеством он никогда не противопоставлял науку и веру, не путал церковь и школьную аудиторию, проповедь и лекцию. Будучи доктором богословия, крайне осторожно относился к идее допуска богословов в школы. (Эта идея тоже прозвучала во время встречи с премьер-министром.) О. Александр воздействовал на учащихся как живая, исполненная любви личность, а не только как носитель церковного знания. Религиозный характер такого водительства, основанного на христианской любви к ближнему, на стремлении освободить душу воспитанника от смертоносных начал, был всем очевиден. Мень выступал именно как водитель, а не принудитель, механически вбивающий в головы школьникам церковные догматы.

Тем не менее я был и остаюсь убежден в том, что школа должна быть светской: это элементарная техника безопасности государства в многонациональной и поликонфессиональной стране. Но светской — вовсе не значит агрессивно атеистической. Тонкие границы и пересечения религии, культуры и образования мы сегодня только-только нащупываем. Попытки, форсируя события, предать этому процессу организационные формы, на мой взгляд, опасны. Массовая подготовка школьных теологов и немедленное включение в учебные планы преподавания основ религий на деле не более обоснованы, чем внедрение психологов в ДЕЗах.

Р. S. 22 января этого года о. Александру Меню исполнилось бы семьдесят семь лет. Среди его богатого наследия — его учебное пособие, адресованное преподавателям и учащимся: «История религии» в двух томах. Интересно, войдет ли оно в школьную программу?..